art. "Flacăra poeziei sale" /rus. "Plamea ego poezii"/ - 120 ani de la naşterea lui Mihai Eminescu

Ziarul "Sovetskaia Moldavia", Chişinău	1970
art. "Flacăra poeziei sale" /rus. "Plamea ego poezii"/ - 120 ani de la naşterea lui Mihai Eminescu
the original: (418KB)	Author : Lupan Andrei - scriitor, preşedinte al Uniunii Scriitorilor din Moldova(1946-1955; 1958-1961)
updated: 2007-04-16 23:21:49

ПЛАМЯ ЕГО ПОЭЗИИ

ИСПОЛНЯЕТСЯ 120 лет со дня рождения Михаила Эминеску, поэта, чьи творения молдавский народ чтит и бережет, как живую часть своего духовного богатства. Его книги, не зная отдыха, призывают к себе читателей - в тысячах библиотек республики, в наших селах и городах, в домах тружеников Молдавии. Слово поэта давно уже вышло на простор души народной; даже без книг и читального зала сопутствует оно людям как поэзия их памяти. Он один из тех творцов, образ и творчество которых слились с песней и любовью народных масс. Подобно фольклорным памятникам, стихи его повторяются устно, поются и передаются от человека к человеку, составляют богатство нашего живого духа.
Поэта чествовала неоднократно общественность столицы нашей Родины - Москвы, его произведения в переводе на русский язык и языки братских народов зазвучали с новой силой для миллионов советских читателей. Новые десятилетия на пути своего бессмертия поэт встречает как признанный гражданин прогрессивной культуры человечества. Еще откроются новые пути и многие тысячи людей будут изумляться глубине его стиха, алмазной чистоте его глагола. Михаил Эминеску давно стал в ряд величайших творцов, обогативших сокровищницу мировой культуры; с течением времени он приобретает все большее значение и более яркое звучание. За короткую и невероятно трудную жизнь он успел кристаллизовать нормы языка, сосредоточить непреходящее богатство мысли до него и поднять свое творчество до вершин современной культуры. Он вошел в жизнь общества пламенным порывом метеора; народ назвал его навсегда - Лучафэр поэзии. Он развернул картину мировых и общественных проблем, как бы подымая за собой лучшие умы и таланты на такое же высокое видение мира.
Все народы относятся с благоговением к своим творцам, к тем, кто выразил полет народного гения на самом высоком горении. Мы говорим: язык Пушкина, язык Данте, Шевченко, Байрона, Гюго. Произведения писателя слились с живой душой языка, они питают его наряду с истоками народной речи. Литературный язык Михаила Эминеску сросся корнями с народным языком и вот уже больше века соки его остаются животворными.
Поэзия Михаила Эминеску является непреходящей ценностью классического наследия молдавской советской литературы. Сегодня, когда наши труженики с величайшим воодушевлением выполняют свою миссию строителей коммунизма, мы дорожим богатством народной духовной жизни как одним из величайших завоеваний нашей истории. В этом богатстве наша литература опирается на глубокие традиции Некулче, Кантемира, Александри, Эминеску, Крянгэ, Негруци, Хаждэу и многих других. Как все советские народы, молдавский народ ценит в этой сокровищнице достояние трудовых масс, тех тружеников-созидателей, которым партия открыла путь к просвещению, к вершинам национальной и мировой культуры. Поэтому дни Эминеску проходят в нашей республике как событие, которое согревает души людей, окрыляя их радостный трудовой пафос. Эминеску - поэт высокого полета мышления, но он никогда не был поэтом утонченной публики, избранников культуры. Его трагическая муза обращалась к тем, кто чувствовал пламя современности, ненавидел ложь и произвол, кровно верил в высокое назначение человека. Еще при жизни поэт становится голосом беспокойных, пробужденных к напряженной духовной жизни, тех, кто беспощадно отрицал уродливость современного ему общественного порядка. Гражданский, социальный протест, разоблачение политической камарильи - одно из сильнейших звучаний поэзии Эминеску. Сегодня он с неослабевающей убедительностью присутствует среди нас как борец за справедливость, за торжество человеческого разума и достоинства. Поэмы: "Жизнь", "Император и пролетарий", "Ангел и Демон", "Послания" звучат и в наши дни с первозданной силой, разоблачая фальшь и убогость буржуазных устоев. Его публицистика особенно конкретно выявляет подлинный народный дух его возмущения и отрицания. Это было отрицание порядка того конкретного общества, в котором поэт жил и страдал. Мишенью его ненависти и его беспощадных ударов были паразитические прослойки угнетателей и вершителей судеб страны.
Постоянными и непреклонными были его жгучая бескомпромиссность по отношению к фальши и низости, чувство предельного служения народу, чистота моральных общественных норм, за которые он стоял. Его душа пламенела на высочайшем напряжении, с непреклонной страстью искал он истинное в мышлении, в жизни, в морали, в любви.
Он высоко ценил общественную, этическую миссию литературы и неоднократно клеймил тех, кто извращал назначение писателя. В поэме "Эпигоны" он противопоставляет духовную пустоту скептиков, нищету безверия своих современников тем писателям прошлого, которые верили в красоту прогрессивного идеала.
Он борец за народную литературу: "Литература и искусство, - пишет он, - призваны поднимать душу, оздоровить умы, излечить их от этой психологической болезни скепсиса... Если у античных писателей, полных истины, изящности и благородных идей, которые навсегда останутся молодыми, если у них мы находим эликсир здоровья против интеллектуального упадка, мы не должны забывать, что и в наше время существует такой источник вечно свежий, молодой - это народная поэзия, наша поэзия и поэзия народов, живущих вокруг нас".
В статье о великом писателе-реалисте Н. В. Гоголе по поводу спектакля "Ревизор", он пишет: "Пьеса эта... более эпическая, чем драматическая, потому что все народные писатели, начиная от Гомера, являются эпичными... Как все творцы, которые не стараются писать ради простого развлечения, которые хотят сказать правду, будь она даже горькой, Гоголь не охотился за эффектностью, ибо он писал не ради вознаграждения или для временного успеха, а потому, что ему нравилось писать так, как он сам чувствовал и сам видел порядок вещей... И по-нашему, хорошо сделал". И дальше, говоря о героях пьесы: "...нет среди них никакой картонной подделки, подражания или ходульного характера; человеческие пороки и низость показаны такими, какими они есть, и мы смеемся. Смеемся и ...становимся грустными. Это и есть эффект пьесы Гоголя, результат правды и природной истины".
В его неугасимой страсти к абсолютному, к идеалу была такая призывная сила, что он, наподобие великих преобразователей, выпестовал новое эстетическое и философское понимание действительности. После него лучшие и самые передовые представители народа не могли уже видеть мир, думать о литературе, писать и читать иначе, чем в свете раскрытых им высот. Литература была поднята не каким-нибудь удачным образцом, но качеством нового открытия на уровень достижений мировой культуры. Когда читаешь Эминеску, тобой овладевает особое чувство: нет такого стечения мировых событий, нет такой высоты мышления, нет картины и сложности бытия, которые он не мог бы выразить словами. Это не благоговейный трепет. Это стало чувством широких масс, знающих и любящих великого поэта. "Вечером на холме", "Ангел и Демон", "Кэлин", "Лучафэрул", "Эпигоны", "Послания"... Сколько недосягаемых поэтических высот становятся нашими, освоенными только потому, что в их недоступный мир ворвалось его слово и раскрыло ворота неповторимой красоте!
Бывает, что встречаешь яркое диво в природе, что видишь уникальное зарево величия и красоты, хочется кликнуть людей и показать то, что может быть вовек не увидят. Такое хочется говорить о поэзии Эминеску. Словно нельзя обойтись без нее. Эминеску не поэт чарующей песни или изысканного прекрасного языка. Совсем нет. Он поэт людской бесконечной жизни и мысли в полете. Слово его не чарует музыкой, оно становится новой, неизведанной силой, из простого, обыденного - оно становится творцом, который разворачивает пласты мироздания и освещает души людей. В его поэзии народный язык достигает не просто музыкальности, а становится симфонией, посредством которой оживают с человеческой пластичностью самые недоступные взлеты бытия.
Бернард Шоу по нескольким переводам ощутил эту силу. Поэзию Эминеску он считал возможным выразить зрительно "живописью Делакруа, а музыкально - симфонией Берлиоза".
Михаил Эминеску не был поэтом, чье творчество можно было бы свести к прямолинейности философской или социальной программы. В его душе, как в звенящей арфе, приобрели голос тревожные вопросы и чувства эпохи. Загадки мироздания, историческое чередование цивилизаций, любовь и горе человека, сила и смысл жизни связаны с неустанным, ни на минуту не ослабевающим социальным протестом. Все это было и остается живой стихией его гения. Это поэт прогрессивного, народного, обновляющего мышления. Писалось об его пессимизме, об усталых призывах к покою, о поисках уединения и философского спокойствия. Были спорадические резонансы пессимизма, были страшные стоны усталости, было падение измученного духа в роковую и беспощадную болезнь. Но не было никогда, ни в одной нотке стремления принять убожество строя, примирения с политической сворой, изуродовавшей лицо жизни.
Даже когда он обращался к прошлому, он взывал за содействием к великим мстителям, к беспощадным исполнителям исторической справедливости. Он взывает к тени Влада Цепеша, чтоб сжечь вертеп и сумасшедший дом буржуазного политиканства, стереть с лица земли, тех, которые сели на спину народу.
Коммунисты-подпольщики читали всегда его стихи - социальные, любовные, философские, и всегда находили в них непокоренный дух, стремящийся к человеческой красоте и справедливости, требующий великого бескомпромиссного обновления. Он был в первую очередь великой личностью, душа которой горела на высочайшем напряжении эпохи. Ценою своей жизни он искал и требовал идеальных по своей концепции норм морали. Может быть, поэтому он оказывался иногда в одиночестве, чуждым официальному обществу своего времени. Но его холодное презрение било именно по кругу мелкой приспособленности, по тем, которые были по существу чуждыми ему и народу. С трудовыми массами, с настоящими выразителями народной души, как в поэме "Эпигоны" визионарии-мечтатели Донич, Мурешану, Александри, а затем Крянгэ, чувствовал он себя в своем мире, к ним питал он благоговейные чувстза любви и восторга.
Все, что является человеческим достоинством и моральной нормой, чувством дружбы и любви, так же, как и нормы философской и общественной жизни, он возвышал до идеальных сфер чистоты и святости. Из этого возникло неугасимое горение его поэзии, это стало силой, которая зажгла мысли читателей. Именно этим его творчество становится оружием для тех, кто не хотел принимать фальшь, приспособленчество, половинчатость в общественной жизни и в идейной борьбе. Из нее черпали и черпают силу поколения читателей, будь то люди труда, или мастера литературы и искусства.
Этой силой живы и сегодня творения Михаила Эминеску. Таким его приняли наши народы в золотой фонд современной культуры, которым так дорожат люди нового коммунистического мира.

Андрей Лупан