|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Ultimele modificări |
 Căutare |
 Contact |
� 2007-2013 familia Lupan
| Ziarul "Literaturnaia gazeta", Moscova | 03.04.1968 |  |
| art. "Alăturea de plugul meu cel ruginit" /rus. "Trudnîi sled ot pluga moego"/ (despre creaţia lui A.Lupan) |
||
the original:
(210KB)
|
Author : Covalgi Chiril - scriitor, traducător |
|
«ТРУДНЫЙ СЛЕД ОТ ПЛУГА МОЕГО»... Поэтический мир Андрея ЛУПАНА РАБОЧИЙ стол писателя... Ежедневный прилив газет, писем, книг. Нахлынет волна, отхлынет. Иногда, словно песок, осядут мелочи. Тогда зло разгребаешь стол, смахиваешь с него все лишнее... Иногда стол стиснет тебя своим прямоугольником, тогда бежишь от него к людям, дорогам, садам, виноградникам. Убегаешь подальше и - вдруг находишь его. Оказывается, он не обрывается на своих краях, а расширяется, распахивается незримо, охватывая всю родную землю... Вряд ли в Молдавии найдется уголок, где не знают Андрея Лупана. Знают не только по стихам, но и лично. Многие коротко знакомы с этим неторопливым в жестах и словах человеком, знают его сдержанную ворчливую нежность, его прямоту и упорство, его энергию, когда дело касается судеб людей. КТО из нас не испытывал кратковременного увлечения каким-нибудь модным поэтом?! Раскроешь сборник стихов - и поразишься яркости неожиданных образов, эффектности звучания, броскости находок. И несколько дней носишься с книжкой... Но всякий эффект хорош своей необычностью только вначале. Проходит время, удивление сменяется привычкой, и сборник нарядных, но лишенных истинного волнения стихов навсегда сходит с полки любимых книг, как случайный пассажир... В поэзию Лупана, пожалуй, не влюбишься с первого взгляда. Она медленно завоевывает тебя, зато глубоко и прочно. Начал Лупан писать на земле нищей, почти безграмотной и с болью и гневом обличал тех, кто тогда сочинял красивые лживые песни: С презренного Олимпа своего, куда доходит только дым обмана, сойди на холм земной среди бурьяна, где трудный след от плугамоего. Время, выпавшее на долю молдавского поэта, делало крутые повороты, как Днестр перед впадением в море, и вышло, наконец, на простор. Как Днестр - река стонов, река-граница, река-фронт и, наконец, советская мирная река-труженица. Всякое бывает со временем и человеком. И преломляется в поэзии... Идет рассвет за ночью вслед. Добро пожаловать, рассвет! Давай-ка, солнце, не тяни - гони коней своих, гони! («Трудодень», перевод Ю. Левитанского) Как эти строки разительно не похожи на каменные слова крестьянина, проклинающего солнце: Жестокое светило! Какою обернулись болью пустыня неба и пустыня поля! Весь мир тобою залит, но дар смертелен твой. («Засуха», перевод А. Ревича) Между этими стихотворениями Лупана - двадцать лет. Жизнь неузнаваемо изменилась. Конечно, изменилось не только содержание стихов Лупана, изменилась и их интонация. Правда, тут уж не скажешь -- неузнаваемо. Поэта Лупана всегда можно узнать, его голос с другим не спутаешь. Но не ищите в его творчестве однотонности. У Лупана есть стихи светлые и торжественные, озорные и острые, грустные и отчаянные. «Праздник штукатурки», «Магистрали», «Пуп земли», «Поздняя песнь», «Mea culpa» («Моя вина»), «Крик против рутины»... Вот даже и в названиях это отразилось. Но во всех случаях зримость, конкретность образов - характерная черта поэзии Лупана. Этим определяется и его умение создавать живые образы людей во всей социальной правде и сложности их психологии. Андрей Лупан - мастер поэтического портрета. В его стихах - от самых ранних до недавних - мы встречаем целую галерею самобытных характеров: Ион Агаке, Пахом, Георге, Василий Хлопа, Грэкина... Из героев стихотворений Лупана наберется целое село. Вот, например, Филимон. Это, если можно так выразиться, современный молдавский старик... Тяжесть и тревога прошлых лет в нем так глубоко осели, что нет-нет, да и закрадывается сомнение: навсегда ли спокойная старость, хорошая жизнь?. ЛУПАН в состоянии замучить переводчиков. Он начинает править! Дело даже не в его, мягко говоря, своеобразной грамматике русского языка, которую он силится на ходу «придумать». Нет, определенно он задался целью приземлить, обесцветить перевод - короче говоря, испортить. Переводчик стонет. Он поэт, он хочет блеснуть, он добавляет эпитеты (Лупану это совсем не нужно!), он взвинчивает тон стихотворения (чего греха таить, мы в последние годы привыкли к некоторой аффектации стиха, а Лупан ее упрямо чурается!). Вот, например, перевожу стихотворение Лупана про безвестного старика Пахома, который вырыл колодец при дороге: Прочно сруб он сработал - на тысячи лет! Лупан долго вздыхает, черкает строку, и, наконец, она выписывается из помарок в явно «сниженном» виде: Прочно сруб он сработал на старости лет... Действительно, так верней, человечней. Следующие строки он тронул слегка: ...неизвестно, что делал потом он. Может, помнили деды, но их уже нет, лишь остался колодец Пахома. Вместо «неизвестно» написал «и неизвестно», вместо «лишь остался» - «остался». Тут слог, там слог - в обоих случаях стихотворный метр нарушился. Зато интонация стала естественней. Почти парадокс: поэт Лупан сторонится поэтичности. Он с недоверием относится к стихотворцам, которые мгновенно перенимают любую технику, виртуозно играют на всех инструментах, но в постоянном беспокойстве то и дело оглядываются: что делают другие? Как бы не отстать, не упустить чего-то... Лупан добывает поэзию не из самой поэзии. Он добывает ее из камня, из пота, из пшеницы, из слезы, из молодости и молчания... Переводы его стихотворений, приходится сознаться, удаются редко. Есть тайны языка, не поддающиеся переодеванию. Потому что у Лупана иная, не привычная для нас школа стиха. И читать его строки надо медленно, почти однотонно, без всякой игривости интонаций, скорее глуховатым, сдавленным от волнения голосом. Он пишет стихи... нет, он выращивает их, как деревья. Они обрастают кольцами годов, не торопятся плодоносить, но уж когда тяжелеют от плодов, то сполна! Он мучительно возделывает свой сад. И если уж что вырывает, так с корнем! Но поглядите - то он придирчиво подстригает деревья, то дает им буйно и вольно разрастись. Противоречие? Совершенно верно. Есть у него образ - «набросить аркан на взмыленную гриву грядущих дней». Неслучаен такой образ. В самом поэте - и борение страстей, и суровая дисциплина. Он и стихия, он и узда. Ты в тайну грозы окунись первозданно, исчерпан до дна, до краев переполнен. Это Лупан. Но рядом с «Генезисом» напечатана «Гримаса»: И тогда ты вернешься с отчаянной волей и вечной доле - тащить невода! Это тоже Лупан. Но такие переходы - не пируэты. Ничто в нем не совершается легко и грациозно. Он похож на каменотеса. Если надо повернуть, то это стоит немалых усилий - поворот вырубается в камне. ПУТЬ поэта не прямолинеен. Но каждый сдвиг, удачный или ошибочный, равно выстрадан. Потому даже и сейчас, когда он иной раз и напишет стихотворение риторического плана, оно ему дорого, в нем каждое слово высечено из веры и убеждения. Прежде чем прочесть его вслух, он говорит, ни с того ни с сего обращаясь, ну, хотя бы ко мне, во множественном числе: - Вам, фрондерам и эстетам, такое стихотворение, конечно, не понравится... Лупан каждое слово собственноручно вытесывает. У него нет готовых слов и выражений. Даже небольшая статья, которую иной способен за полчаса отдиктовать машинистке, дается Лупану с напряжением. Потому что он с полной ответственностью относится к любому делу. И требовательность к себе у него одна и для поэмы, и для выступления в газете. И все-таки... Помню, как Лупан принес в редакцию журнала «Ниструл» обещанный перевод «Воеводы» Мицкевича (к слову, у Лупана много переводов из русской, советской и мировой поэзии). Принес, как всегда, в последнюю минуту. Отчаявшийся редактор просиял и выхватил из рук Лупана перевод. Дня через два я увидел гранки «Воеводы», стал с интересом читать. Здорово получилось! Но что это? После того, как слуга пустил пулю в лоб воеводе, идут еще две строфы. Зарифмована фамилия нашего редактора! Ах, да это Лупан пошутил, приписал к переводу две озорные строфы, а редактор и ответсекретарь заслали в набор, не прочитав, целиком полагаясь на добросовестность переводчика... Делу - время, потехе - час. Но эти часы в творчестве Лупана искрятся блестками неповторимого молдавского юмора. Десятки эпиграмм и пародий Лупана на братьев-поэтов могут составить отдельную книжку. Это я к тому, чтобы читатель не слишком уж верил образу сурового каменотеса. Всякое сравнение неполно. ...Андрей Лупан за рабочим столом. Справа-скульптурная вдохновенная голова Михаила Эминеску, слева - до самого потолка - книги. Тишина. Как бы ни был тяжел творческий труд, его жернова беззвучны. Кирилл КОВАЛЬДЖИ |