� 2007-2013 familia Lupan
|
ЛУПАН А.П.
Конечно, очень трудно говорить об этой книге, потому что спор вокруг нее исключительно острый. Но я постараюсь сказать о своем отношении, потому что знаю, что нельзя о нем не сказать.
Я читал книгу и перечитывал специально для того, чтобы сформулировать свое отношение к ней в комитете. Если я не скажу о своем отношении, для меня это будет потом очень трудный вопрос. Надо ясно сказать уже, как оцениваешь эту книгу.
Книга отражает самый трудный период и самую трудную проблему нашей советской истории, явление, которое не очень ясно нам представляется. Что это было? Это была тяжелая трагедия для нашей партии и для нашего народа.
Отражает ли книга полностью этот период, те силы, которые вели народ и партию, чтобы эта эпоха была, наперекор всему, эпохой созидания и величайших сил в революции? Если с таких позиций смотреть на книгу, нельзя увидеть в ней эту сложность эпохи и образы людей, которые всё это создавали.
Книга имеет одну ценность, которая делает ее уникальной в нашей литературе: она говорит прямо и ясно и с величайшей ответственностью о трагедии культа. Книга стоит за достоинство советского человека, против уродливых явлений в нашей жизни. Я считаю, что так и надо читать эту книгу.
Я читал, когда еще повесть не появилась в печати, рецензию на нее. Я читал в рецензии, что надо понимать эту книгу как книгу об активной борьбе с культом личности. Но этого я не нашел в книге. Например, той великой активности советского человека, который остается борцом, этого яркого и убедительного я не нашел в книге. Я нашел в ней другое - позицию твердой защиты достоинства человека. И у Шухова есть какое-то проявление этого человеческого достоинства, оно где-то сохраняется и не выбито у него. Например, в парикмахерской он не хочет, чтобы терли бритву о его колени, а чтобы вытирали ее бумажкой. Но является ли это отображением великой силы и достоинства человека? Скорей я вижу другое в книге, это антинародное явление такого порядка: довели просто человека до такого ограничения своей личности, что он стал пользоваться там какими-то рудиментарными зачатками моральной жизни.
Им руководит почти-что уже инстинкт. Он знает, что так он сохранит себе немного тепла, вот этим движением он заработает кусок хлеба, - человек доведен до рудиментарных проявлений человеческой жизни. Многое выбито из этого человека, личность этого человека сжата.
Правда, когда этот человек и все эти люди вырываются к труду на стройке, в них пробивается что-то живое, неугасимое, вдохновенное. Я вижу, как торжествует то, что является достоинством, ценностью советского человека. Я вижу, что это качество бессмертно в наших людях. Но то, что в лагере течет жизнь, которая направлена против этого достоинства человека - это сказано в книге очень твердо, сказано с позиций борьбы против этих антинародных явлений.
Нельзя сказать чтобы это был крик человека, который уже не может выдержать своих страданий, - этого нет. Книга написана очень правдиво, с объективной силой видения. Я не вижу в этой книге неврастении.
Появились фильмы, появились книги об этом периоде, и я не могу не видеть в них хныкания, неврастении. А эту книгу пишет мужественный человек, человек, у которого - наши взгляды.
Я принимаю эту книгу, как документ человеческий и литературный, в котором есть мужество, в котором есть наше отношение к человеку.
Некоторые говорят, что книга необъективна, не отражает всей сложности жизни тех лет.
Конечно, об этой эпохе книги еще будут писаться. Может быть, будут писаться книги и о культе личности, и с более объективным отношением к личности Сталина.
Толстой писал о Наполеоне с точки зрения большого исторического горизонта. Может быть, появятся и у нас такие книги об эпохе культа личности.
Но книга Солженицына в той борьбе за ликвидацию последствий культа личности, которая сейчас обостряется, очень крепко стоит за нас. Было бы очень жаль, если бы мы отдали эту книгу попыткам, которые делаются в другом лагере, чтобы использовать ее. А что только они не пытались использовать из наших документов, чтобы опорочить нас! Книга в этом отношении стоит за нас и заслуживает нашей поддержки.
Я за то, чтобы книгу оставить в списке для тайного голосования.
Я знаю и последующие рассказы Солженицына. Я все-таки отличаю эту книгу от рассказа "Матренин двор". Меня и там не пугают очень суровые, иногда страшные картины бедствий в колхозе. Была такая эпоха, были трудности. После войны была голодовка, и у нас погибали люди от голода. Это было. Но психологически тип Матрены с ее убожеством в интеллектуальном плане, этой "блаженной" - в психологическом плане, поставленной лицом к лицу с нашей эпохой, эпохой созидания общества на научных основах, - это , конечно, психологический тип, который скорее исчезает в наших условиях, а не тот тип, которым можно измерять закономерности нашего движения вперед.
Но речь идет не об этом рассказе, а о книге "Один день Ивана Денисовича", и это книга совсем другая. Она заслуживает оставления ее в списке.
|
|